Ночь дана, чтоб думать и курить и сквозь дым с тобою говорить. Хорошо... Пошуркивает мышь, много звезд в окне и много крыш. Кость в груди нащупываю я: родина, вот эта кость - твоя. Воздух твой, вошедший в грудь мою, я тебе стихами отдаю. Синей ночью рдяная ладонь охраняла вербный твой огонь. И тоскуют впадины ступней по земле пронзительной твоей. Так все тело - только образ твой, и душа, как небо над Невой. Покурю и лягу, и засну, и твою почувствую весну: угол дома, памятный дубок, граблями расчесанный песок.
1924
Ночь дана, чтоб думать и курить и сквозь дым с тобою говорить. Хорошо... Пошуркивает мышь, много звезд в окне и много крыш. Кость в ...
Разгорается высь, тает снег на горе. Пробудись, отзовись, говори о заре. Тает снег на горе пред пещерой моей, и вся даль в ...
О, как ты рвешься в путь крылатый, безумная душа моя, из самой солнечной палаты в больнице светлой бытия! И, бредя о крутом ...
В той чаще, где тысяча ягод краснели, как точки огня, мы двое играли; он на год, лишь на год был старше меня. Игру нам виденья ...
Я занят странными мечтами в часы рассветной полутьмы: что, если б Пушкин был меж нами - простой изгнанник, как и мы? Так, удалясь в ...