Когда метет за окнами метель, сияньем снега озаряя мир, мне в камеру бросает конвоир солдатскую ушанку и шинель. Давным-давно, одна на коридор, в часы прогулок служит всем она: ее носили кража и террор, таскали генералы и шпана. Она до блеска вытерта, притом стараниям портного вопреки ее карман заделан мертвым швом, железные отрезаны крючки. Но я ее хватаю на лету, в глазах моих от радости темно. Еще хранит казенное сукно недавнюю людскую теплоту. Безвестный узник, сын моей земли, как дух сомненья ты вошел сюда, и мысли заключенные прожгли прокладку шапки этой навсегда. Пусть сталинский конвой невдалеке стоит у наших замкнутых дверей. Рука моя лежит в твоей руке, и мысль моя беседует с твоей. С тобой вдвоем мы вынесем тюрьму, вдвоем мы станем кандалы таскать, и если царство вверят одному, другой придет его поцеловать. Вдвоем мы не боимся ничего, вдвоем мы сможем мир завоевать, и если будут вешать одного, другой придет его поцеловать. Как ум мятущийся, ум беспокойный мой, как душу непреклонную мою, сидящему за каменной стеной шинель и шапку я передаю.
1953, Инта, лагерь
Вдоль маленьких домиков белых акация душно цветет. Хорошая девочка Лида на улице Южной живет. Ее золотые косицы затянуты, будто ...
В буре электрического света умирает юная Джульетта. Праздничные ярусы и ложи голосок Офелии тревожит. В золотых и темно-синих ...
Средь слабых луж и предвечерних бликов, на станции, запомнившейся мне, две девочки с лукошком земляники застенчиво стояли в стороне. В ...
Мальчики, пришедшие в апреле в шумный мир журналов и газет, здорово мы все же постарели за каких-то три десятка лет. Где оно, ...
На мыльной кобыле летит гонец: "Король поручает тебе, кузнец, сработать из тысячи тысяч колец платье для королевы". Над черной ...